нора галь глядит с укором.Так уж повелось, Гадес опускает полог ночи неспешно, бережно ведёт в самую топь. Лишь краем глаза Персефона замечает мельтешение теней, ткущих полумрак. Осенить её сумерками, сгустить мглу и выжечь закат дотла. Засветить ей лампаду, отнять луну. Сгрести звёзды. Не так-то просто из вечного полдня кануть в кромешную тьму. В этом аду-сотворённом-заново разбит Эдемский сад для девичества Персефоны, и ночь нежна к ней.
...Но Гадес забыл, сколь яростен её аппетит. Уста её созданы для яств более сладостных, чем плоды, покрытые пеплом, и горсти праха, утекающего сквозь пальцы. Она тоскует о нарциссах, о зелени Кипра. И пока свет меркнет, и стены горячо пульсируют, она воет и скребёт, ища выход из клетки, так любовно украшенной Гадесом.
Клубок красной пряжи катится, разматывается из самого сердца лабиринта - таким он видел себя. Но истинно он Минотавр – жаждет тёплой плоти и надсадно стонет в сих безрадостных стенах. А нитью алела её кровь, и на секунду ему пригрезилось, что он может последовать за ней.
Гадес не сказал ей "ты в безопасности, я люблю тебя, теперь ничто тебя не ранит". Это было бы ложью. Его слова: "Ты мертва. Теперь ничто тебя ранить не может".
© torple
thanotos, коморбидность - типа копирайт, но лучше не надо.
пока не перестану рыдать и обнимать мясно-розовые обои новенькой спаленки